Женщина по имени Солнце. История великой любви - Инна Тронина

Но ни разу никто из них, даже дочка, не попросил приласкать его. Дети вежливы со мной, но не до кошта искрении. Мне трудно достучаться до их душ. Иногда создаётся впечатление, что им неловко прн мне, даже тяжко, а я искрение хочу стать их другом! Дети не скучают без меня, и я не знаю, хорошо это или плохо. Моя жизнь полна опасностей, я принимала участие в боевых действиях, сидела в американской тюрьме, полгода находилась в коме, после которой пришлось долго восстанавливаться. Если бы дети переживали всё это, страдали и плакали, вряд ли мне стало легче.

Я возвратилась оттуда, откуда не возвращаются, и многие из вас читали мои воспоминания о пережитом. Не знаю, суждено ли мне остаться в мире живых, но революция подарила, надежду. Я снова почувствовала себя востребованной, нужной родине. До сегодняшнего времени я будто бы лежала, в массивном, разукрашенном, наполненном сокровищами и увитом гирляндами саркофаге, имея на липе маску из чистого золота весом в одиннадцать килограммов. Так в Египте с древности хоронили фараонов, их жён и детей. И душа моя, подобно птице, хлопала крыльями, билась под сводами погребальной камеры, не в силах вырваться на волю.

Мощный вихрь перемен обрушил мою гробницу и вынес меня наружу, в пески пустыни и зелень оазисов, под яростный жар солнца и россыпи звёзд, по которым испокон зеков выверяли свои пути бедуины. И где-то далеко внизу остались лежащие грудой ароматические, благоуханные ткани, столько лет обвивающие моё тело. Мне опять пришлось отложить свидание с сыновьями и дочкой, которые теперь живут в Южной Африке, на одном со мной континенте и в то же время так далеко от меня!

На католическое Рождество меня не выпустила из Египта полиция. Из мемуаров все вы знаете, что я несколько лет носила электронный наручник, дающий возможность египетским и американским спецслужбам контролировать каждый мой шаг. Согласования продлились до конца января, когда десятки, сотни тысяч демонстрантов затопили улицы Каира и других городов. И я решила навестить брата, его семью и своих детей уже безо всякого разрешения и без проклятого пластикового браслета на левой руке, который не имела права снимать даже в душе.

Вчера, сразу после известия об отречении Мубарака с меня сняли датчик и вернули неограниченную свободу передвижения. Я не знаю, возникнут ли у меня трудности с въездом в США, но весь остальной мир отныне раскрыт передо мной. Я планирую вместе с детьми отправиться в кругосветное путешествие и там надеюсь по-настоящему подружиться с ними. Извините за столь пространный ответ, но слишком животрепещущий, болезненный вы задали вопрос, мисс.

– Мы все с величайшим интересом выслушали ваш ответ, доктор аль-Шукри! Разрешите мне, филиппинцу, далёкому от политики поставщику красного и розового дерева, выразить вам своё восхищение и поздравить с заслуженно обретённой свободой. Я не обсуждаю здесь ваши симпатии и антипатии, ваш жизненный выбор и политические пристрастия. Но то мужество, с которым вы отстаиваете свои принципы, разделяю я их или нет, заслуживает преклонения. Скажите, где бы вы хотели оказаться в первую очередь, получив возможность свободно выбирать свой путь?

– Я. хотела бы на несколько дней уединиться в Малайзии, па одном из пустынных пляжей острова Лангкави. Особенно впечатлил меня пляж в северной части острова, где песок черный, как молотый уголь. Ведь в других местах острова он цвета мела. Там отдыхают преимущественно арабы, и европейца можно встретить крайне редко.

Восемнадцатилетней, наивной, восторженной я приехала туда сразу после свадьбы со своим первым мужем. Кстати, многие могли видеть его в рядах демонстрантов и на площади Тахрир. Почтенный возраст не помешал Заферу аль-Ахмади неустанно требовать отставки Мубарака. Господин аль-Ахмади все сильнее склоняется к идеям «Братьев-мусульман», и в те далёкие годы позволял мне купаться только в одежде. Всё же, несмотря ни на что, я была счастлива там – ведь на Лангкави пришёл наш медовый месяц…

– Об этом вы не упоминали в мемуарах, госпожа Шамс! Я сама – писательница, живу в Швеции. Несколько раз перечитывала ваши откровения. И хочу вас спросить: к кому вы постоянно обращаетесь в своих записках? Создаётся впечатление, что историю, выложенную впоследствии для всеобщего ознакомления, первоначально вы рассказывали кому-то в интимной обстановке, почти по секрету. Что и немудрено – невероятно смелые, даже дерзкие откровения могли не понравиться многим влиятельным персонам.

Если можно, скажите, кем был тот человек, который побудил вас к шокирующей откровенности? На подобные признания тоже нужно решиться. Я имею в виду даже не ваш второй брак, а, главным образом, разоблачения деятельности различных спецслужб на Ближнем Востоке! Не все поймут вас, Шамс, и очень многие не одобрят ваши поступки. Но вам, похоже, это безразлично. Я чувствую, что вы очень доверяли тому, кого посвящали в тайны своей жизни, полной невероятных приключений и душераздирающих страданий…

– Да, я доверяла тому, к кому обращалась в своих текстах. И этот «кто-то» – читатель. Я хотела говорить с огромной толпой и с каждым в отдельности. Со всем человечеством и даже с самым маленьким человеком. В тот момент, когда пользователи Сети читают мои мемуары, они будто бы сидят рядом со мной, и я откровенно делюсь переживаниями. Говорю о том, что меня волнует, именно с ними.

Я хочу многое объяснить и тем, кто ничего не знает о моём народе, и тем, кто сам ведёт свой род от Измаила. Я пыталась донести свои слова и мысли до каждого, чтобы он меня, по крайней мере, вонял. И, по возможности, не осуждал. Жизнь невероятно сложна, и практически никогда резко не делится на чёрное и белое. В каждом из нас легко уживаются грешник и праведник, и их борьба за человеческую душу продолжается всё то время, что длится земное существование. Проблема в том, кто в конечном итоге победит, прежде чем холодеющие уста правоверного прошепчут последнюю шахаду, а над христианином не почтут отходную молитву.

Эти воспоминания – песнь моего сердца, страстный монолог. добровольная исповедь и надежда на прощание. Я знаю, что читающие эти откровения гораздо чаще проклинают меня, чем поощряют. И я говорю всем вам, друзьям и врагам: это моя. жизнь, это моя любовь, это моя память. Как со смотровой площадки древней Цитадели открывается, потрясающий вид на Каир и пирамиды Гизы, так и я сейчас смотрю на тот путь, который прошла, пытаясь осмыслить случившееся со мной и решить, как жить дальше.

Я не заблуждаюсь относительно реакции на свои мемуары и знаю, что некоторые особо экзальтированные читатели поклялись найти меня и убить. Что ж, моя жизнь в руках Всевышнего, и до сих пор Он не призвал меня к себе. Скажу, что уже давно ничего не боюсь в этом мире, иначе затаилась бы и не стада писать книгу. Уповаю только на то, что все эти угрозы останутся словами. И недалёкие люди, которые произносят их вслух, присылают мне по электронной почте и на сайт, ещё успеют одуматься. Как промокший под ливнем уже не боится воды, так многократно убитый и воскресший философски смотрит на жизнь и смерть…

Отрывки из мемуаров доктора медицины Шамс аль-Шукри, названных ею «Ид аль-Адха» /День жертвоприношения/

– «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного…» Я произношу бисмиллу, слова, которыми открывается каждая сура Корана и предваряется всякое важное дело. Эта магическая фраза, Фатиха, пишется на талисманах и архитектурных сооружениях Древнего Востока. И раз я, приступая к рассказу о своей жизни, начинаю с нее, значит, придаю своим действиям огромное значение.

Да, я принимала участие во второй иракской войне, но была только врачом, то есть исполняла свой долг. Своими руками я никого не убила, а спасла и выходила очень многих, и никто не вправе порицать меня за это. Знания, полученные в Гарварде, я применяла, спасая жизни повстанцев и мирных жителей, горожан и крестьян, взрослых и детей, мужчин и женщин. Я осознавала важность своей миссии, так как квалифицированных врачей в те дни рядом с ранеными было мало, и уж тем более мало кто из медиков хотел служить низвергнутому президенту.

Многие, дотоле уважаемые доктора-усташи, предпочли побыстрее отречься от законного главы государства и взять сторону оккупантов, обрушивших бомбы и ракеты па древнюю землю их родины. Видимо, они тогда считали себя мудрыми, благоразумными, преданными свободе и демократии. Они в открытую называли себя жертвами тирана и заложниками исламских террористов.

Теперь же сами американцы назвали ошибкой, а некоторые даже и преступлением, решение тогдашнего своего лидера начать войну. Конечно, за океаном и поныне существуют непреклонные сторонники агрессии. Но всё же большинство нормальных людей полагают, что война слишком дорого обошлась их стране. Мне трудно ненавидеть землю, на которой прошла моя молодость, где живут мои друзья.